как хочу забыть, выжечь, вытравить из инутри,

перестать спотыкаться на имени, ждать звонка, говорить о нем,

и чтобы каждое утро ярче, а не темней,

и чтоб капала пена из сжатых в руке камней,

а я понимала: есть о чем говорить

есть о чем говорить помимо и кроме, и без него

есть внутри огонь, и желание высоты...

а пока упираюсь в тугое — не ты, не ты,

а пока упиваюсь нежностью темноты

и делю пространство на чье-то там и твое.

господи, как хочу забыть, не болеть, не быть

отпустить и в небо взмыть как стрела — одна,

но предательски в сердце ухает тишина,

но пугает боль, у которой не видно дна,

малодушно вру себе: я смогла бы, но если бы...

если б не было скажем между таких вот чу....

а сама понимаю: иначе и не хочу,

выбирала по сердцу, по миру, по плечу

вот и выбрала. что уж теперь?  зима/холод

все важные фразы должны быть тихими,

все фото с родными всегда нерезкие.

самые странные люди всегда великие,

а причины для счастья всегда невеские.

самое честное слышишь на кухне ночью,

ведь если о чувствах — не по телефону,

а если уж плакать, так выть по-волчьи,

чтоб тоскливым эхом на полрайона.

любимые песни — все хриплым голосом,

все стихи любимые — неизвестные.

все наглые люди всегда ничтожества,

а все близкие люди всегда не местные.

все важные встречи всегда случайные.

самые верные подданные — предатели,

весёлые клоуны — все печальные,

а упрямые скептики — все мечтатели.

если дом уютный — не замок точно,

а квартирка старенькая 

если с кем связаться — навеки, прочно.

пусть сейчас не так всё, но ты надейся.

да, сейчас иначе, но верь: мы сбудемся,

если уж менять, так всю жизнь по-новому.

то, что самое важное, не забудется,

а гениальные мысли всегда бредовые.

кто ненужных вычеркнул, те свободные,

нужно отпускать, с кем вы слишком разные.

Если бы все случилось по Рэю Брэдбери — мы бы на Марсе жили в порядке бреда ли, Землю родную продали или предали, это неважно, это совсем не суть ... 

по щучьему или чьему велению — каждому по далекому поселению, если паду перед тобой на колени я -. ты воплотишь собой самый страшный суд . Если мы останемся там последними, нам не встречать друг с другом рассветы летние, нам не делиться хлебом, вином и сплетнями, НЕ сочинять диковинные мирки 

Даже ДЛЯ Возрождения человечества, нам не идти дорогой, ведущей к Вечности, этот диагноз ровно ничем не лечится — ты никогда не коснешься моей руки.

потому что нужно спрашивать когда берешь чужой нож

потому что каждый раз когда ты вот так вот врешь

все шире брешь

никогда меня не поймешь

ну чего стоишь,

говорю, давай режь

потому что начну говорить если, закончу плачем

потому что эти стихи мои

и для меня они много значат

потому что это я проглочу молча, а они за меня скажут, дадут сдачи

и как трудно брать себя в руки к пяти утра не отчаяться

потому что ты не представляешь даже какого это

когда единственное что твое

тебе больше не подчиняется

когда вообще ничего не получается

когда закрываешь глаза и изо всех сил загадываешь

и вот уже прям как будто видишь.

открываешь — а ничего не случается

потому что жить с мечтой,

которая никогда не сбудется

смертельно

и больно

как вынашивать плод

которому не суждено родиться

запомни.

люди — не меняются

осуждают то, на что не осмелятся. побаиваются

то чего ты не получил — никогда тобой не забудется

аборты и самоубийства — не прощаются.

и если захочешь

больше тебе на улице вдруг не встретятся

такие до боли родные/незнакомые лица

постояльцы сердца. сьезжают — селятся.

и что не раз еще будешь злиться — но не озлобишься

даже если корой обрастешь — не очерствеешь

и что хотеть хоть во что нибудь свято верить

это считай что уже веришь

и что ртом сказанного не вернешь

и что ранишь и не заметишь

и что утраченное уже автоматически ценишь

что от того они и мелочи что как было в кучу не соберешь

и если переживаешь зиму потом уже никогда не умрешь

и что ври пожалуйста сам если все таки врешь

разувайся где вздумаешь,

бери что захочешь

люби как умеешь

ровнее режь

возвращай если что берешь. и без спроса не трожь

короче

давай нож

и думай что говоришь 

слушай, нет, со мной тебе делать нечего. 

от меня ни добра, ни толку, ни просто ужина – 

я всегда несдержанна, заторможена и простужена. 

я всегда поступаю скучно и опрометчиво. 

не хочу ни лести давно, ни жалости, 

ни мужчин с вином, ни подруг с проблемами. 

я воздам тебе и романами, и поэмами, 

только не губи себя – уходи, пожалуйста.

я хожу по комнатам мёртвых, по улицам мёртвых, городам мёртвых — людей без глаз, без голов; людей с фабричными чувствами и стандартными реакциями; людей с газетными мозгами, телевизионными душами и школьными идеалами.

ноябрь – почти имбирь. я не люблю имбирь. я люблю корицу и сладкий ванильный дух. я не хочу решать to be или not to be. я не умею выбрать только одно из двух. рынки полны хурмой. я не люблю хурму. я не люблю дожди, золото и сквозняк. я проживу без них. только вот не пойму, как без того прожить, что не любить нельзя. как без тебя прожить. кем без тебя прожить. с кем без тебя прожить, если нельзя с тобой. осень ввела режим, строгий такой режим, осень ввела войска, правила и конвой. птицы ушли на юг. рыбы зарылись в ил. осень ввела войска. осень взвела курок. мне не хватает слов. мне не хватает сил. это чужая ты. это чужой порог. дальше уже нельзя, дальше твоё тепло. я не могу войти. я не хочу на чай. слышишь, они идут – каплями за стеклом. скоро меня найдут. здесь комендантский час.

запах — протяжный стон, даже дышу с трудом, вязкий густой туман держит дверной проём.

пахнет ванильным сном твой золочёный дом.

будущее — корицей.

прошлое – имбирём.

Это вопрос времени-

не наш с тобой.

Это как стакан 

наловину полный 

кислотой-

сколько хочешь 

разбавляй водой,

а рыбкам там не выжить.

Вот так и нам-

пытаться завести разговор простой,

но так и не начать дружить.

Потому что, когда стреляешь,

пусть вышло так, что холостой,

можно страха не пережить,

и остаться лежать звездой

с раскиданными в стороны руками.

Так что перед тем, как заговорить со мной,

вспомни, что было с нами.

Были времена, когда мы спешили домой, чтобы оставить книжки за дверью и бежать на улицу. В классе первом ли втором. Мы тогда не думали о том, что кто-то кого-то может предать, мы тогда здоровались со взрослыми, зная, что без этого никак. Это может звучать банально. Мы искренне радовались этим разноцветным конфеткам, внутри с шоколадом, что приносила мама. Мы отказывались есть что-то кроме сладкого и мыть руки, пробовали снег на вкус и очень ждали Новый год… Но не ради того, чтоб напиться в дрова, а ради того, чтобы загадывать желания и рассказать стихотворение дедушке Морозу, который так напоминал папу, а может дядю или любимого деда. А ещё мы говорили, что никогда не будем курить и ходить по клубам. Ведь играть в машинки или куколки было намного интереснее, правда ведь? Компьютер хотелось включить только потому что там рисовать интересно. И музыка тогда не лекарством была, а просто музыкой. Мы хотели, чтобы нас жалели, когда мы падаем, не скрывали слёз, но не любили, когда нас называют маленькими. Мы тогда знали, что самые сильные, а когда вырастим, то непременно станем тем, кем хотим, будем защищать маму и всё-всё на свете разрешим своим детям. Мы знали, что у нас обязательно всё получится. Но сейчас всё по-другому и этого никак не изменить, да и не зачем. Хотя последнее всё же нужно оставить.

я пишу тебе в связи с катастрофической потерей листьев,

я думаю о тебе. и не ищу в этом пророчества или смысла.

гнетёт запах кофе. пью чай, заваренный на скрученных лепестках.

я просыпаюсь каждое утро. и именно так становлюсь тебе близка.

я молчу о тебе, наплевав на молчание живущее помимо меня.

я ошибка в промокшем плаще. не отогревай меня, не меняй.

я тебя не присвою поверь, и даже не обниму вопреки.

я иду с тобой рядом. пусть ты не слышишь мои шаги.

осень — оранжевый круг, геометрия замкнутой бесконечности.

как тебя про-го-во-рить, если ты мой самый вечный стих...

я звоню тебе в связи с потерей ума и гордости.

просто в твоём городе обещают снег. я видела новости.