дорогая, как называл ее Маяковский,

была подобна плохой погоде.

вешала на себя дешевые платья,

знала по нотам Вивальди.

обедала при входе

направо. был маленький столик,

который повесил ярлык «меланхолик»,

и честно выдерживал пудинг и кофе.

ее не смущал осторожный быт роли,

она была чем-то вроде

талисмана. для впавших в нирвану, 

по ту сторону хлеба, где горбушка.

«называйте меня, граждане, евой», шептала она на ушко.

называли ее граждане евой. карманной девой, 

с вырванными страницами. за которые должно быть стыдно

перед птицами. доносящих на нее вереницами, 

недостоверную колесницу фальши.

а ведь за это ее могут послать куда подальше.

и не евой она уже будет для зрителей

а обычной смертной обителью.